Наследники империи - Страница 149

149

— Да покарает Кен-Канвале всех мудрецов, забивающих головы людские всевозможными аллегориями! — процедил Уагадар сквозь зубы и отдал сидящему на руле жрецу долгожданный приказ: — Правь к Энане. Да не смотрите вы на меня тухлыми глазами! Вокаму нынче не до нас, а когда спохватится, поздно будет погоню посылать. Подумайте, что бы с вами было, окажись вы с Ба-зурутом в храме Обретения Истины! Может, это вас хоть как-то утешит!

— Лучше уж не думать, — проворчал кто-то за спиной ярунда. Жрецы сумрачно закивали бритыми головами, а Заруг мечтательно улыбнулся, подставляя лицо ласковому вечернему солнцу. Из-за шрама, рассекавшего верхнюю губу, улыбка одноглазого показалась Уагадару столь жуткой, что он поспешил отвернуться. И в душу его закралось сомнение: верно ли он поступил, освободив из темницы этого чужеземца, обладавшего внешностью заматерелого убийцы?..

Слова прощания были произнесены, и костер на Ковровой площади запылал. Имперцы твердо верили, что души предсказателей, пророков и служителей Кен-Канвале должны отправляться на небо в окружении пламени и дыма, и никто из чужеземцев не воспротивился их желанию устроить Рашалайну огненное погребение.

Лагашир сильно сомневался, что старик обладал пророческим даром, и совершенно точно знал, что тот начисто лишен магических способностей, но имело ли это какое-нибудь значение для Баржурмала, обязанного ему жизнью высокородных и простолюдинов? Они хотели видеть в этом прибывшем из-за моря старце великого пророка, посланного Кен-Канвале, дабы спасти их юного Повелителя от козней предателя Базурута, и уже слагали о нем песни и баллады, так стоило ли их разочаровывать? Рашалайн мечтал остаться в памяти людской провидцем, запросто беседующим с небожителями, и желание его исполнилось. Искусный артист, мудрый и добрый человек, заслуживавший, по мнению Магистра, неизмеримо большего уважения, чем тот, кому благодаря врожденному дару открывались картины грядущего, совершил перед смертью деяние, которое, как и было предсказано Астием, изменит судьбу мира.

Пророчество это, известное прежде в Махаили разве что нескольким жрецам и за двое суток облетевшее столицу и ее окрестности, воспринято было мланго как непреложная истина. И хотя раньше Лагашир был уверен, 'что придумано оно было самим Рашалайном для придания себе веса в глазах непросвещенных, теперь, глядя в пляшущие по душистым стволам погребального костра языкам пламени, маг усомнился в этом и неожиданно для себя пришел к мысли, что все могло быть совсем по-другому.

Трудно, почти невозможно представить, чтобы юноша, искренне любивший и почитавший Астия, приписал своему учителю слова, которые тот не произносил. Даже если ему очень хотелось их услышать. Не логичнее ли предположить, что именно пророчество Астия изменило жизнь его ученика? Что если оно послужило тем самым фундаментом, на котором Рашалайн воздвиг здание своей жизни? Что если, желая быть достойным того будущего, которое предрек ему учитель, он из ничем не примечательного парня превратился в мудреца, молва о котором достигла Земли Истинно Верующих и побудила Базурута привлечь его на свою сторону? Пожалуй, это выглядело более правдоподобно и заставляло взглянуть по-новому как на самого Рашалайна, так и на Астия, сумевшего разглядеть в ученике, не обладавшем ни магическими способностями, ни пророческим даром, что-то иное, быть может, даже более важное, позволившее признанному пророку сделать предсказание, сбывшееся, в отличие от многих других, в полной мере…

— Этот Рашалайн, он и правда был таким удивительным человеком? спросила Чаг, стоявшая между Лагаширом и Батигар. — Как жаль, что я не познакомилась с ним!

— Общение с мудрецами не всегда приносит радость, — произнесла Батигар, припомнив, что именно Рашалайн назвал ей имя ее настоящего отца. Лагашир взглянул на принцессу с удивлением — подобная мысль не раз приходила ему в голову. А потом он подумал о том, согласился бы Рашалайн, останься он в живых, отправиться с ними к сокровищнице Маронды?

Вопрос, заданный им самому себе, был не праздным, ибо после того, как душа Чаг возродилась в теле Марикаль, Магистр почувствовал странное смятение чувств. Его раздирали противоречивые желания, чего прежде с ним, сколько он себя помнил, никогда не случалось. Ему хотелось исполнить свой долг перед Черным Магистратом и попасть в сокровищницу Маронды, и это было вполне естественно. Но еще больше он желал остаться в Ул-Патаре и жить с Чаг, забыв о Черных магах и Белых Братьях, предоставив другим изменять границы государств и судьбы мира. Детям, которые у них рано или поздно родятся, нужен дом. Тащить Чаг, выглядевшую в новом теле хрупкой девушкой, к сокровищнице Маронды было жестоко и неразумно, а при мысли о том, что он может потерять ее во второй раз, кулаки мага сжимались сами собой.

При этом хуже всего было сознавать, что обе исфатейские принцессы и даже Мисаурэнь произвели на Бар-журмала и его окружение самое благоприятное впечатление, и, изъяви они такое желание, новый Повелитель империи с радостью позволил бы им остаться при своем дворе. Азани, впервые увидев Чаг, хотел, чтобы она как можно скорее покинула Ул-Патар, но в конце первой же беседы умолял ее никуда не уезжать и заменить ему потерянную сестру. Высокородные господа — юные шалопаи, зрелые мужи и крепкие еще старцы — взирали на Батигар и Мисаурэнь глазами, полными неги и обожания, и можно было с уверенностью предсказать, что через день-дна девушкам придется буквально отбиваться от женихов и знатных дам, желающих оказать покровительство попавшим в затруднительное положение красавицам-чужеземкам. Исфатейские принцессы и знатная госпожа из далекого Чилара были сверх меры обласканы парчо-вохалатными обитателями Ул-Патара, однако Черный маг без роду без племени оказался в их среде нежеланным гостем. И даже изобрети он себе своевременно подходящую родословную, это едва ли могло что-то изменить. Несмотря на изысканные манеры его, высокородные чувствовали в нем чужака, человека, вылепленного из другого теста. И, главное, он навсегда останется для них магом. А воспоминания об оружии, которым была убита Тимилата, оружии, сработанном Фарахом — Черным магом из Бай-Балана, к услугам которого вздумал прибегнуть Базурут, — не скоро изгладятся из памяти мланго…

149