— Пожалуй, я мог бы попробовать сделать предсказание о судьбе кристалла, если бы мне удалось вступить с ним в магический контакт, неуверенно произнес Рашалайн, и Гиль, подсознательно ожидавший услышать эту фразу, заставил себя отбросить посторонние мысли и сконцентрировать силы для того, чтобы показать имперцам задуманное бывшим отшельником представление.
— Попробуй сделать это. Картины грядущего, открывающиеся предсказателям, обычно смутны и противоречивы. Они доставляют больше беспокойства, чем радости, однако судьба кристалла Калиместиара связана, по-видимому, с благополучием нашей родины, и мы не можем пренебрегать даже крупицами знания, которые тебе, быть может, удастся получить, — сказал Ваджирол, заметно волнуясь, в то время как Ушамва, распахнув полосатый, изготовленный в Ханухе халат, извлек из-под него потертый кожаный пояс.
— Нужны ли тебе какие-нибудь магические предметы, чтобы вступить в контакт с кристаллом? — обратился к предсказателю старший ярунд, вытаскивая из кармашка невзрачного пояса тяжелый прозрачный кубик, пронизанный тончайшими металлическими волосками, натянутыми между его ребрами.
Старец взглянул на Гиля и отрицательно покачал головой.
— Думаю, на этот раз мне не потребуются магические атрибуты. Вещи, сделанные древними, не поддаются воздействию наших оберегов и прочих преобразователей магических сил. Они либо вступают в контакт, отзываясь на самые простенькие заклинания, либо упорно хранят тайны своих хозяев.
Оба ярунда слушали бывшего отшельника затаив дыхание, и предвкушавшему препотешное зрелище Гилю едва удавалось подавить улыбку. Юноше от самого Рашалайна было известно, что тот не владеет даже зачатками колдовского искусства и посещавшие его временами видения следовало расценивать как не слишком щедрый природный дар, сродни тому, которым обладали аллаты Черного Магистрата или, скажем, Ушамва, тоже, в известной степени, алллат, только прошедший совершенно иную подготовку. Бывший отшельник не скрывал от Гиля, да и не мог скрыть при всем желании, что случайные прозрения его способны снискать ему славу колдуна лишь в самой захудалой деревеньке и известностью своей он обязан полученным благодаря усердному труду знаниям, врожденной предприимчивости и пришедшему с годами умению разбираться в людях. Потому-то для представления, которое старец собирался устроить, ему была совершенно необходима помощь Гиля, умевшего многое из того, что сам он мог посулить, но никак не продемонстрировать.
Приняв из рук Ушамвы кристалл, Рашалайн, поднявшись с кресла, положил его на ладонь левой руки, а правой сделал над ним несколько волнообразных движений. Погладил завитую бородку и мерным голосом начал произносить звучное заклинание на незнакомом никому из присутствующих языке. Заставив себя не думать о том, что старец, скорее всего, читает любовные вирши, заученные специально для подобного случая и написанные забытым поэтом на давным-давно мертвом наречии, Гиль сосредоточился на таинственно посверкивающем кристалле, а затем перевел взгляд на ярундов. Беззвучно воззвал к Самаату и, припомнив, как отводил некогда глаза бродившим среди горящей деревни барра Белым Братьям, мысленно внес внутрь прозрачного кристалла зажженную свечу…
Ладони юноши взмокли, тело задеревенела от напряжения, но по лицам жрецов, вытаращивших глаза на стеклянный кубик как на диво дивное, он понял, что созданный им мираж удался на славу. Гиль прикрыл глаза и представил, как внутри кристалла вспыхнул желто-зеленый свет, волнами начавший расходиться по каюте. Тончайшие металлические волоски, залитые неправдоподобно прозрачным стеклом, завибрировали, и сидящие вокруг него люди замерли, внимая ласкающему слух перезвону…
Юноша расслабился, вспоминая танцовщицу Холодного огня, виденную им в исфатейском святилище Амайгерассы, и память услужливо явила его внутреннему взору богиню, олицетворявшую Триединое время. Обнаженная дева с мощными, но удивительно соразмерными формами поплыла в медленном танце, похожем на какой-то торжественный ритуал, светясь и одновременно создавая своим прекрасным телом томительную, сладостно-печальную музыку.
Плавная, как течение большой реки, мелодия неожиданно прервалась резкими, как вскрики, аккордами, и Гиль, вздрогнув, открыл глаза. Кристалл на ладони Рашалайна сиял пульсирующим золотисто-зеленым светом, а в глубине его исполняла диковинный танец крохотная обнаженная женщина. Будучи не в силах оторвать глаз от ее пребывающих в постоянном движении рук и ног, крутых бедер, точеной талии, щедрой груди и гордо приподнятой головы, увенчанной замысловатой высокой прической, Гиль в то же время понимал, что этого не может быть, сам он не в состоянии видеть созданный им мираж, существующий лишь в воображении зрителей, и все же…
— Я вижу… вижу! — сиплым голосом, от которого юноша невольно поежился, возвестил Рашалайн. — Крылья даруют меч, а магия станет щитом униженных! Я вижу залитый кровью дворец и толпы вооруженных людей. Вижу кристалл в руках молодого Правителя и кинжал убийцы. Вижу кристалл в руках Мгала и факелы, зажженные на вершине ступенчатой пирамиды. Жертва будет принесена и принята. Холодный огонь вспыхнет, и сломленный дух уступит тело свое духу, заточенному в перстне. Мертвый воскреснет, и тайный хозяин станет явным. Тверд будет Владыка в слове своем, и восславят его подданные, а Дорога Дорог ляжет к ногам странников голубой нитью…
Старец замолк. Струящийся из стеклянного куба золотисто-зеленый свет начал темнеть, превращаясь в подобие черного дыма, который, уплотняясь и стягиваясь' к центру кристалла, скрыл танцовщицу и превратился в плотный шарик. Уменьшаясь на глазах, шарик стал черной точкой и пропал, исчез без следа.