Наследники империи - Страница 88

— Я не вправе обижаться на тебя, ибо был среди немногих, слышавших устное завещание Мананга, которое столь упорно пытаются оспорить ай-дана и Хранитель веры, — медленно произнес Пананат. — Однако позволь заметить, что если ты, желая узнать потаенные думы человека, тут же напоминаешь ему о своих подозрениях и требуешь доказать сказанное, это едва ли подвигнет его к откровенности. Догадки и предсказания не могут быть подтверждены письменными свидетельствами и показаниями очевидцев, потому-то ни я, ни Вокам стараемся не высказывать их, дабы не прослыть клеветниками, коих при дворе и так более чем достаточно.

Имперский казначей взглянул исподлобья на яр-дана, вид которого свидетельствовал о том, что чувствует тот себя весьма неловко, и, едва заметно улыбнувшись углами сжатых по обыкновению в прямую линию губ, продолжал:

— И все же я поделюсь с тобой своими догадками. По моим предположениям, Базурут вызвал или в ближайшее время вызовет в столицу войска, стоящие в Мугозеби, Яликуве, Хутманге, а может статься, даже в Адабу и Дзобу. Думаю, кто-нибудь из них откликнется на призыв защитить истинную веру и заодно сменить прозябание в провинции на не пыльную службу в Ул-Патаре. Причем если даже командиры гарнизонов останутся верными присяге, среди младших офицеров всегда отыщутся недовольные, готовые поднять мятеж…

Речь имперского казначея была прервана появлением слуги, с поклоном вошедшего в кабинет и доложившего:

— Яр-дан, высокородные начинают съезжаться. Вы велели предупредить, когда настанет время встретить их. — Он с виноватым видом покосился на Пананата.

— Хорошо, передай Вокаму, что я сейчас спущусь. — Баржурмал знаком отпустил слугу и повернулся к имперскому казначею: — Тебя прервали на самом интересном. Если бы я не начал вспоминать глупые сплетни, распускаемые нашими недругами…

— Это самое существенное из того, о чем я хотел предупредить тебя, Пананат заколебался. Слуга пришел как нельзя более кстати, и теперь он может промолчать — у него будет чем оправдаться перед самим собой.

— Ты ведь хотел сказать что-то еще? Это касается Тимилаты? — Баржурмал подошел к Пананату почти вплотную, и теперь ему приходилось смотреть на него снизу вверх — имперский казначей был на голову выше яр-дана, хотя и того никто не назвал бы низкорослым.

— Да, касается, — неожиданно для себя произнес Пананат. — Совет мой, быть может, покажется тебе странным и диким, но, последовав ему, ты загонишь Базурута в такой угол, выбраться из которого ему будет очень и очень непросто. Тебе следует жениться на Тимилате. И сделать это необходимо до Священного дня.

— Ты… ты в своем уме? Жениться на сестре?

— На сводной сестре, — сухо уточнил имперский казначей. — И не говори мне, что ты не любишь ее, а она скорее умрет, чем выйдет за тебя замуж. Никто не интересуется чувствами Повелителя империи, когда тот вступает в брак, и никто не запретит вам после его заключения иметь сколько угодно любовников и любовниц. Вы можете ненавидеть друг друга, но это единственный способ по крайней мере вдвое сократить число сторонников Хранителя веры, ибо поддерживать мятежного жреца, выступив против законного Повелителя империи, это совсем не то же самое, что встать на сторону того или иного наследника престола, права которых на него в равной степени сомнительны.

— Но Тимилата…

— Прецеденты внутрисемейных браков имеются, и событие это не оскорбит чувств высокородных, хотя ахать, охать и перешептываться они, конечно же, будут. Впрочем, как ты догадываешься, необходимость давать подобный совет не приводит меня в восторг, и если ты по каким-либо причинам не пожелаешь им воспользоваться, в претензии я не буду. — Имперский казначей широким шагом пересек кабинет и распахнул дверь. — А теперь иди, встречай гостей. И помни о том, что убийцы уже наточили кинжалы и приготовили самый смертоносный яд, который сумели отыскать в империи и за ее пределами. Иди и будь осторожен. Береги себя — ты нужен своим подданным, даже тем, кто ныне ненавидит тебя, ибо не видит дальше собственного носа и не может представить бедствий, которые вызовет приход к власти Хранителя веры.

Луга, зеленеющие среди подпирающих небо утесов, рощи деревьев с круглыми, пушистыми кронами и весело скачущие по каменистому руслу ручьи показались Мгалу поистине сказочным зрелищем после голой, унылой, раскисшей от непрекращающихся дождей степи. А когда из-за облаков выглянуло солнце и раскинувшиеся перед очами северянина земли засияли чистыми, радостными красками, он почти забыл о своем бедственном положении. Единственный раз в жизни довелось ему прежде взглянуть на мир глазами взмывшей в поднебесье птицы, когда он поднялся на Орлиный перевал, но Облачные горы не шли ни в какое сравнение с горами Флатараг. Суровые, лишенные зелени и жизни, Облачные горы не зря представлялись ассунам, монапуа, дголям и Лесным людям олицетворением севера. Покрытые снегом и льдом вершины, грохот обвалов, бездонные черные ущелья и злые, холодные ветры, норовившие скинуть путника с узкой, вьющейся по краю пропасти тропы, навсегда врезались в память Мгала, и такими же негостеприимными, коварными и непригодными для жизни представлялись ему Флата-рагские горы. Легенды нгайй не противоречили этим представлениям, и, покачиваясь в мелкоячеистой сети, влекомой тремя крылатыми созданиями, северянин испытал настоящее потрясение при виде сочной растительности изобильных долин, в которых паслись стада коз и баранов, стояли аккуратные, словно нарисованные, деревеньки, окруженные квадратами полей и огороженных плетнями огородов.