Несмотря на огромное расстояние, отделявшее Бай-Балан от столицы империи Махаили, часть которого они преодолели на «Кикломоре», а часть — на узкой многовесельной лодке, поднявшись в ней по течению Энаны от белокаменного портового города Адабу до самого Ул-Патара, чернокожий юноша не сомневался, что Мгал, последовав за кристаллом Калиместиара, вскоре объявится здесь. Мысль о грядущей встрече с северянином радовала и печалила Гиля, ибо нелегко будет ему сказать другу, что с гибелью Эмрика поход к сокровищнице древних утратил какой-либо смысл и кристалл является теперь не более чем забавной безделушкой. Если бы им удалось хотя бы зажечь с его помощью Холодный огонь в святилище, слух об этом наверняка распространился бы по Земле Истинно Верующих, достиг ушей Мгала и указал ему, где искать Гиля. Но раз уж надеяться на это нечего, то неплохо было бы попасть в число приближенных яр-дана, да желательно с шумом, который привлечет к нему внимание северянина. Вот только как осуществить это благое намерение? Какие такие важные, по мнению Рашалайна, сведения они могут сообщить наследнику престола?
— У нас есть чем заинтересовать Баржурмала, — выдержав приличествующую случаю паузу, промолвил старец, самодовольно поглаживая тщательно ухоженную бороду, придававшую ему благообразный и внушительный вид. Ваджирол сообщил мне, что дюжина ярундов, просидев двое суток над кристаллом Калиместиара, пришла к выводу, что им удастся стереть с него следы прежнего хозяина. Он уверен: кристалл оживит Холодный огонь и чудо это произведет на жителей Ул-Патара неизгладимое впечатление.
— Ты думаешь, они действительно смогут это сделать? — с замиранием сердца спросил Гиль.
— Уверен. Иначе они не рискнули бы докладывать об этом Базуруту. Служители Кен-Канвале втайне готовят грандиозное представление, которое может стоить Баржурмалу жизни. Приписывая своему богу собственные пороки и недостатки, жрецы от его имени потребуют, как я понял, в благодарность за вспыхнувший Холодный огонь принести в жертву Предвечному сына рабыни нынешнего яр-дана. Дескать, ежели жертва будет принесена — Кен-Канвале осыплет Землю Истинно Верующих милостями своими, ежели нет — пошлет на грады и веси ее Хладный огнь и поразит он слабых в вере своей, ибо не следуют и не внемлют они слову Божьему, вложенному им в уста ярундов.
— Ниспосланное свыше знамение — неприятная штука, и Баржурмал будет благодарен тому, кто вовремя предупредит его о грозящем бедствии, — задумчиво проговорил Лориаль. — И еще более щедро отблагодарит он того, кто убережет его от подобной напасти.
— Именно это я и имел в виду, — согласился Рашалайн. — Даже если бы мы принесли ему только известие о готовящемся торжестве, он принял бы нас как благодетелей. А ежели не он, то «тысячеглазый» Вокам, пекущийся, по слухам, о жизни яр-дана больше его самого. Однако чем больше интересного о планах ярундов мы сумеем сообщить ему, тем больше нас будут любить и жаловать сторонники Баржурмала.
— Звучит заманчиво, сведения о кристалле и грядущем жертвоприношении наверняка заинтересуют яр-дана, — пробормотал Гиль. — Но не смахивает ли это на предательство? Жить во дворце Хранителя веры и доносить врагам о его замыслах…
— Ты же сам сказал, что чувствуешь себя здесь узником, а Лориаль подтвердил, что таковыми мы в действительности и являемся. За четыре проведенных здесь дня я, правда, еще не предпринимал попыток выбраться из дворца, но, сдается мне почему-то, успехом бы они не увенчались…
— А я трижды пробовал выйти в город, — воспользовавшись паузой в речи Рашалайна, вставил Гиль. — И один из этих желтохалатных стражников предупредил, что, если я еще раз сунусь к воротам, меня посадят на цепь в подвале для смутьянов.
— Тогда, если ты не считаешь сбежавшего из плена узника предателем, угрызения совести не должны терзать твою безгрешную душу. К тому же, если память мне не изменяет, это нас с Лориалем пригласили на «Кикломор» чинно-мирно, а тебя приволокли, заломив руки за спину. — Старец отправил в рот соленый орешек и взмолился: — Ну сядь, сядь же ты наконец! Я уже все глаза себе измозолил, на тебя глядючи!
— Так вот, — продолжал Рашалайн, когда Гиль, прихватив горсть орехов, уселся на кушетку — комната, отведенная заморскому предсказателю и его ученику, была меблирована весьма скудно, — сбежать можно попробовать и сейчас, хотя лучше было бы еще посмотреть и послушать. Боюсь только, как бы не опоздали мы тогда с предупреждением. Тревожит меня и то, что, заявись мы сейчас к яр-дану, не будет словам нашим полной веры, а еще того хуже, могут нас принять за подсылов Базурутовых.
— Ага! — понимающе произнес Лориаль. — Ты хочешь, чтобы мы выпустили кого-нибудь из узников, томящихся в подземелье этого дворца, и он, передав наше предупреждение кому следует, сообщил яр-дану, что есть у него сторонники-чужеземцы, которые…
— Да не просто узника, а из высокородных! И такой, вернее такая, у меня на примете есть. Хорошенькая девчушка, тюремной жизнью еще не заморенная, — не враз ее схватят, если и погонятся.
— Как это ты умудряешься со всеми переговорить, обо всем проведать, да еще и побывать там, куда другим хода нет? Меня стражники даже ко входу в подземелье не подпустили! — восхитился Гиль пронырливостью бывшего отшельника, который определенно не приучен был тратить время попусту.
— Ежели б я один шел, так и меня бы не пустили. А спутника Ваджирола кто остановит? Я ему наплел — мол, земляка хочу проведать, и таким образом не только Заруга повидал — мается Белый Брат в мешке каменном, а все же не теряет надежду как-нибудь свободу у здешних хозяев вымолить-выслужить, — но и с подземельем познакомился. Место гадкое, слов нет, однако ежели удастся нам из него девчушку ту вызволить и предупреждение она наше яр-дану передаст, то заложим мы тем самым прочное основание будущему своему благополучию…